Часть 9-я и последняя
Заключительным аккордом в продлившейся десятилетие «оратории» под названием «средняя школа» был выпускной вечер, который не прозвучал диссонансом. Вечер состоялся 22 июня 1955 года в помещении Дворца культуры милиции на Совнаркомовской улице (ныне ул. Жён Мироносиц). В этом замечательном здании, построенном по проекту знаменитого архитектора Алексея Бекетова и известном, как особняк семьи Алчевских, и прошло наше прощание со школой.
Всё было, как положено на таком мероприятии: звучали напутственные речи учителей, благодарственные родителей и учеников-отличников, новый директор школы Илларион Яковлевич Салтовец вручал медалистам их заслуженные награды. А в заключение был большой концерт, в котором приняли участие профессиональные актеры, певцы, музыканты из харьковских театров и филармонии. Эту часть вечера, по просьбе завуча школы Розы Михайловны Сорокиной, организовал мой отец, пригласив на него действительно самых лучших мастеров сцены.
Окончена школа, получен аттестат зрелости, настала пора размышлений о своем будущем и время действий. Я родился и вырос в театральной семье, в которой актерами и режиссерами были дедушка, бабушка, мои родители, дядя и целая актерская династия Либаковых, путь которых на театральную сцену начинался ещё в конце XIX века. И всё это ещё с юных лет определило для меня мой дальнейший жизненный путь: в Харьковский театральный институт! Причем не на актерский факультет («в артисты»), как можно было бы подумать. И даже не на режиссерское отделение, а на театроведческий факультет, потому что я очень хотел стать театральным критиком. Но этому категорически воспротивился мой отец.
Как я вскользь упомянул раньше, он это объяснял, в частности, тем, что театральные критики — это, якобы, нищие люди, не имеющие постоянной работы и перебивающиеся случайными заработками. И отец, с его жестким характером, добился своего: под его давлением я отнес документы не в Театральный институт, а в Университет. Много позже я понял, что само словосочетание «театральный критик», начиная с 1949 г., с начала кампании против «безродных космополитов», стало действовать на отца магически, так как таило в себе опасность репрессий со стороны советской власти.
Летом 1955 года произошёл эпизод, характеризующий страх, постоянно преследовавший моего отца. О причинах этого страха я подробно рассказал в семейной саге «Всемирная история одной еврейской семьи». Так как я окончил школу с золотой медалью, то, без проблем пройдя собеседование на ведущей кафедре, без экзаменов поступил в Харьковский госуниверситет им. М.Горького, на радиофизический факультет. Но буквально через неделю из приемной комиссии ХГУ пришло письмо, в котором практически без указания причины сообщалось о том, что я отчислен. Отец сказал тогда со вздохом: «Это всё из-за Симеиза». Дело в том, что в его паспорте образца 1954 года посёлок Симеиз Крымской губернии был указан как место его рождения. Поэтому он и имел в виду, что отчисление произошло из-за его якобы крымско-татарского происхождения. В этот день из-за волнений я долго не мог заснуть и видел, что на письменном столе отца долго горела лампа, а он сам перебирал какие-то документы. Утром я увидел на столе металлический поднос с горкой пепла и сожженной бумаги и обнаружил, что из семейного альбома исчезли детские и юношеские фотографии отца. Какие ещё документы он уничтожил, мне не известно. Надо сказать, что в семье от меня тщательно скрывали еврейское происхождение отца, о многом я узнал уже после его смерти, от матери и от тёти…
После неудачи в Университете я, по совету друга отца, инженера И.С. Фрейдмана, подал документы в Политехнический институт (ХПИ), на машиностроительный факультет, и, как медалист, был без проблем быстро зачислен. После этого я, по приглашению моего сводного брата Азата, почти три недели гостил у него в Феодосии, где он тогда служил. Осматривал достопримечательности этого стариннейшего черноморского города, посещал музеи — картинную галерею Айвазовского и археологический музей. Конечно, я отлично пообщался с родственниками, много купался в море, загорал, в общем, неплохо отдохнул перед предстоящей учебой в Политехническом институте.
Но еще до начала учёбы мне предстояло отработать короткий «трудовой семестр». Пока обычные абитуриенты сдавали в августе вступительные экзамены, медалистов, зачисленных в ХПИ без экзаменов, решили использовать, как «дармовую» рабочую силу. При этом иногородних направили на сельскохозяйственные работы в Харьковскую область, а харьковчан — на различные стройки в городе. Я попал на разборку старых зданий общежитий, разрушенных ещё во время войны, во дворе студенческого городка «Гигант» на Пушкинской улице.
Наступило 1 сентября 1955 года. Первый раз в жизни, уже как студент-первокурсник, я вошел в институтскую аудиторию. Как сейчас помню ее, это была 29-я аудитория главного аудиторного корпуса, огромная, более, чем на 200 человек, со скамьями, расположенными амфитеатром. Начались первые контакты с однокурсниками, с которыми предстояло жить и учиться следующие пять лет. И сразу же пришлось окунуться в новые сложные дисциплины — высшую математику, начертательную геометрию, техническое черчение.
Но это продолжалось недолго, всего 10 дней, после чего всех студентов, не только первокурсников, а вообще всех, сняли с занятий и отправили на уборку кукурузы. Напомню, что это было время экспериментов Хрущёва, в данном случае, широкого, и часто бездумного, внедрения кукурузы, «королевы полей», как её тогда называли.
Наша колхозная «эпопея», проходившая в селе Большая Лепетиха Херсонской области, длилась месяц. Не буду долго томить читателей описанием нашей колхозной жизни. Скажу только, что ручная уборка кукурузы – это очень тяжелая работа, а нормы выработки были высокими. Но и бытовые условия оставляли желать лучшего: жили – кто где, питались прямо на полевом стане. Особенно тяжело, на первых порах, было городским ребятам, не привыкшим к такой работе под палящим херсонским солнцем по 10 часов в день. Правда, кормили нас, по тем небогатым временам, весьма прилично. К нашей бригаде «прикомандировали» несколько уже немолодых колхозниц, которые были нашими кухарками. Они готовили для нас обычную крестьянскую еду — традиционный украинский борщ, картошку с мясом, соленые огурцы. Из местной пекарни привозили пышные и очень вкусные караваи – украинскую «паляныцю». А на «десерт» были замечательные херсонские арбузы, по-украински «кавуны», сочные и сладкие.
Надо сказать, что Большая Лепетиха расположена в очень живописном месте, на берегу Днепра, относительно недалеко от тогда только строящейся Каховской ГЭС. За хорошую работу председатель колхоза (запомнилась его фамилия — Попов) премировал нас поездками по воскресеньям на экскурсии – на стройку плотины ГЭС, в заповедник и в Ботанический сад Аскания Нова, на сельхозвыставку. Конечно, это были не автобусные экскурсии, а поездки на открытой грузовой машине по пыльным просёлочным дорогам Херсонщины. (
Только к середине октября мы вернулись в Харьков и смогли приступить к занятиям, навёрстывая упущенное время. До конца первого семестра оставалось уже чуть больше двух месяцев…
В августе 1955 г. мой отец отдыхал и лечился в Пятигорске. В сентябре и октябре Областной театр, которым он руководил, был на непростых гастролях в Донбассе, отец побывал с театром в нескольких городах. Утром 7 ноября 1955 г. он был на военном параде и праздничной демонстрации, посвященных годовщине Октябрьской революции, которые проходили в центре Харькова, на огромной площади им. Дзержинского. Отец почему-то любил эти мероприятия, особенно парады. Возможно, сказывалась его армейская молодость, служба в армии Азербайджана в период Гражданской войны. После демонстрации папа и мама были в гостях у наших друзей, а у нас дома в это время проходила студенческая вечеринка, которую я организовал для моих однокурсников. Часам к 11 вечера отец пришёл домой, помог нам удобней разместиться в комнате, даже потанцевал с девушкой под музыку, звучащую из электропроигрывателя. Вдруг ему стало плохо, он попросил меня накапать ему «сердечные» капли, затем схватился за сердце, оперся на стену и сполз по ней на пол. Он умер у меня на руках. Как потом установило вскрытие, причиной смерти было кровоизлияние в мозг. В областных газетах «Красное знамя» и «Соцiалiстична Харкiвщина» были опубликованы некрологи о театральном деятеле Али-беке Заир-Беке.
Отец был похоронен со всеми почестями на кладбище №2 в Харькове. Азат, старший сын папы, служивший в Феодосии, сумел приехать на похороны, а младший Али, к сожалению, не смог отпроситься со службы. На прощальном вечере у нас дома папины коллеги – директора всех харьковских театров, цирка и филармонии, сказали много самых теплых слов в адрес отца.
На этом моё детство и закончилось. И сразу, минуя юношескую пору, пришлось шагнуть во взрослую жизнь, помогать маме, не забывая и о том, что надо хорошо учиться, чтобы достичь чего-то в жизни. Но это уже совершенно другая история.
*****
Автор: Якуб Заир-Бек
фотографии из личного архива автора